Мать Тюти

Когда она была совсем маленькой, мама часто ей говорила:

-Если с папой что-нибудь случится, я жить не буду!

Как так? Мама и папа - это был ее мир, бабушки далеко, дедушек не было. И что может случиться с папой - молодым и красивым?

Наверное, мама и не думала, что она все понимает и слышит. Наверное, это были мысли вслух. Но она живо представляла, как ее отдадут в детский дом - он как раз был неподалёку.

Когда отца арестовали, ей не было и семи. Пришли ночью, все перерыли, подняли ее, спящую, с кровати. Отец был спокоен, обнял её и сказал: спи, все хорошо будет, Тютя моя! Потом поцеловал маму и ушёл с чужими и страшными мужчинами.

Мать несколько часов билась головой о стенку. Может, и не так долго, просто ей показалось, что это никогда не кончится. Было страшно за маму. Потом вдруг в голове пронеслась мысль: мама жить не будет, раз с папой это случилось. Она подошла к маме, тронула за плечо и сказала:

-Если ты умрешь, давай вместе, я не хочу в детдом!

Мать встала с пола и сказала:

-Нам надо батю выручать, а потом уж помирать будем...

Она стояла в очередях, чтобы отдать передачу, мать бегала по инстанциям. Глаза матери горели, она почти не спала, не могла сидеть на месте.

-Если меня заберут, езжай к папиной сестре, к тёте Фае, никому ничего не говори, вот деньги, вот письмо, его нужно спрятать - Фая тебя видела младенцем , не узнает. Там фотография. И ты, главное, помни адрес, выучи.
Мать будила ее ночью и проверяла, все ли помнит, все ли с собой...

Потом забрали мать. Просто на улице, вернее - в магазине. Она отошла в кассу и увидела, что маму под руку выводит кто-то чужой. Мать на неё не смотрела. Она поняла, что подходить к маме нельзя. Стояла у плаката про хлеб спиной ко всем и ждала. Потом вышла и поехала в другой город к тёте Фае... Как добралась, не помнила, как лежала в горячке - тоже.

Отец погиб, мать вышла, старая, чужая, больная. Мать боялась всего - до самой смерти, по ночам вставала, проверяла, заперта ли дверь.

Закончила школу. Мать вышла замуж за, как она сказала, порядочного человека, с ним и жили. Она закончила техникум, пошла работать. Умер Сталин. Потом отца реабилитировали. Потом она вышла замуж и с мужем переехала в Москву, здесь и родила сына. Мать к этому времени овдовела, перебралась к ним, ее муж не возражал.

Роды были тяжелые, то ли у неё что-то было не так, то ли у врачей. Родился синий и страшный. Жалкий комочек.
-Не выживет!, - спокойно сказал врач.

-И этот, мое счастье, моя жизнь, уйдёт от меня, - думала она. Сначала отец, потом сын, мой Тютя... Лучше бы я тогда подошла к маме...

Но мальчик выжил, хотя был маленьким и слабым. Но умным. Часто болел, больницы, больницы... Муж... нет, он помогал, конечно. Но ничего не понимал. Ее страхов, ее вечных тревог за всех...

-Возьми себя в руки!, - говорил, - И перестань!

А как... Каждую ночь, ну хорошо, не каждую, но часто, ей снилось, как забирают отца, мать, как умирает ее Тютя. Вернувшаяся мать все равно оставалась в лагере, до самой смерти. Ей было не до дочери, самой бы справиться...

Когда сын пошёл в школу - она все звала его Тютей, стесняясь дурацкого прозвища и любя - начались новые волнения: сын был самым мелким в классе, его обижали, даже били, загнав в угол раздевалки.

-Пусть даст сдачи!, - говорил муж, здоровый амбал метр девяносто.

Ага, сдачи. И на бокс. Тютя не вылезал из болезней - слабое сердечко, говорили врачи, и освобождали от физкультуры. Да и Тюте все это было неинтересно, из всех видов спорта уважал лишь шахматы.

Дружил все больше с девочками, особенно с Таней. Милая такая, тихоня. Две косы на прямой пробор. Все подсмеивалась над Тютей - на голову его была выше, карликом обзывала. Тютя не обижался поначалу, а потом обижался, но терпел.

Она видела: Таня Тюте нравится, он ее после школы провожал, врал, что задержали - пусть, думала она. Только ничего из этого не выйдет... Ничего... Видела она Танины глаза.

Как-то, это уже Тютя школу закончил, собирались они всем бывшим классом у них. Она с мужем как раз на дачу поехала, а потом что-то на сердце стало неспокойно, сказала вернуться.
Таня, эта тихоня Таня, командовала всеми, и Тютей, само собой! Залезла в ее сундучок с драгоценностями - так, серебро, эмаль, но все такое любимое, нацепила зачем-то... Шкаф с ее одеждой - нараспашку. Рылась? Что искала?..

Ухмыльнулась, увидев ее, не смутилась:

-Что забыли?, - спросила... и ещё этот арбуз дурацкий, с комьями земли, ножом...

А на Тюте лица не было. Видно что-то между ними произошло.

Хорошо, не остались ночевать на даче, вернулись. Бабка-то глухая, спала, не слышала ничего. Из петли Тютю вынули. Выжил. Крюк на кухне был, все убрать собирались, от прежних жильцов остался... Не выдержал крюк, разогнулся.

Потом он все равно продолжал звонить Тане, ходил с ней в театр... Мать не решалась ему сказать, что столько других вокруг, что не нужен он Тане. Боялась. Пусть хоть так. А когда Таня замуж вышла, порадовалась за Тютю, ну уж теперь отболит... и отвалится, жить начнёт...

Тютя-то он - Тютя, а все при нем, кандидатскую защитил, в НИИ приличном работает, за границу ездит... И подрос, не как отец, конечно, но вполне среднего роста. А глаза? Таких глаз ни у кого...

А у Тюти - как отрезало, кто-то звонил, девушки какие-то, а он - нет. Не надо. Даже злился... Знакомила его невзначай, надеялась, что на работе с кем-то сладится... Были какие-то, мимолетно, без продолжения, а потом и это закончилось.

Мать дряхлела. Они давно жили вдвоём с Тютей. Только вдвоём. Она часто думала: как он один останется? Вот не сделала бы я тогда аборт, был бы брат. Или сестра...

Иногда она уносилась в другой мир, в своё детство, к молодым родителям, и ей там было хорошо. Сын пугался, начинал тормошить, возвращать, а зачем...
Мать видела, как он постарел, подурнел... Мой маленький Тютя...

Однажды арбуз принёс, крошечный такой, как игрушечный. Она мыла его щеткой - мало ли какие микробы в этом Израиле?, а сын стоял и смотрел на крюк. Разогнувшийся под тяжестью его тела.

Мать взяла нож и стала резать арбуз.

-Как?!, - закричал он, - А помыть??

Может, лучше бы остались тогда ночевать на даче, - подумала она. Потом, взглянув на Тютю, засмеялась:

-Мы корки-то есть не будем!

А потом заплакала...